Не обо мне.

[Умник]

Соломея - вы из Сарапула или это плагиат?
http://sarapul.ru/cgi-bin/forum.cgi?op= ... 9;start=48

Вы и есть та самая Наталья Усманова?
http://www.grafomanov.net/poems/author/ASS/

Ваше творчество вызывает уважение, что-ж... довольно сильно, хоть и проглядывает депрессивность и негатив. Но - чувствуется зарождающеся мастерство. Рад. Есть, есть смена Есенину, Пушкину, Крапивину... и (вы наврняка читали Улю Каприз?)...

Что же вас побудило писать из Удмуртии в далёкую Сибирь....?

[Соломея]

Некоторое время назад я предполагала, что долго не смогу выходить в инет. Как раз тогда я наткнулась на "Порт Иркутск". В Иркутске я жила долгое время и многие мои работы связаны именно с этим городом. Конечно, было интересно выйти на Иркутский сайт. Моя сестра, которая живёт в Питере согласилась помочь и выставлять мои работы на сайте. Зарегистрироваться под ником Тальяна у нас не получилось и зарегистрировались под ником Соломея. Почти сразу оказалось, что помощь сестры не понадобится и я стала выходить на сайт сама. Наталья Усманова, Соломея и Тальяна - это я.

[norilsk]

Мы верим, как учит Бог.

это как?

[Умник]

Соломея приятно видеть в нашей глубинке известную литераторшу... которая, мне кажется, в жизни не такая мрачная, как её творчество...

[Соломея]

Мы верим, как учит Бог.

это как?

Вы спрашиваете для праздного любопытства? Или Вам, действительно, интересно?
Я на такие вопросы отвечаю тем людям, которые хотят слышать.

Добавлено спустя 24 минуты 47 секунд:

Соломея приятно видеть в нашей глубинке известную литераторшу... которая, мне кажется, в жизни не такая мрачная, как её творчество...

Ну, я никакая не известная. Печатаюсь на некоторых сайтах, выставляю работы на конкурсы и всё. Кстати, всё только потому, что есть люди подталкивающие меня к этому.
Вы читали Алексея Сомова? Если нет, зайдите на Сетевую Словесность. Он мне очень помогает.
В жизни я совсем не мрачная, даже наоборот. Я и в рассказах своих не стараюсь смаковать мрак и депрессивность. Почему Вы их так видите?
"Столкновение" - герои по неволе. Жизнь сама расставляет акценты. Человек, мчащийся совершить теракт, оказавшись на краю, почувствовав запах смерти, меняет своё решение.
"Птица" - это всё о любви. Хочется, чтоб прочитав, люди иначе посмотрели на тех, кто по мнению общества нетрадиционен.
"Смерти нет" - размышления, что для людей есть вера?
Я не вижу ничего депрессивного.
Заставляют задуматься? Может быть.

Добавлено спустя 6 часов 18 минут 4 секунды:

Как собака у дома на привязи –
Толи воля, толи неволя.
Воля! Только на длину цепи,
Захочет рвануться, взвоет.

Стережёт упрямо добро немногое,
А стеречь давно уже нечего.
Ожидает хозяина, вглядываясь в дорогу
И в каждого встречного.

Сбежать, приласкаться к руке чужой,
Местечко и миску выскулить,
Можно в ошейник опять головой.
Имя на досочке выскоблить.

Все команды знакомы, заучены.
Воля цепью по звеньям сцеплена.
И не надо желать уже лучшего.
Уже лучшее всё обеспечено.

Добавлено спустя 2 часа 28 минут 48 секунд:

Развлекуха. Дышала осень. День был наполнен сочными красками. Деревья-костры на фоне пронзительно синего неба… именно синего, а не голубого, как летом. Пахло сырой землёй, пожухлой травой и …грушами? Может быть,…но у нас не растут груши. Нет, все-таки грушами…или чем-то напоминающим их запах.
Я шла по двору, погруженная в ощущения мира. Хотелось пританцовывать. Наверно, я люблю осень…и весну, и лето, и зиму тоже. Я просто люблю.
- Па-бам, па-бам, па-бам, най-на-на-на…на-на…на-на.
Я влетела вверх по лесенкам и легко открыла дверь подъезда. И этот подъезд – “образцового содержания» – был любимым. Стены, выкрашенные в тёплые тона розового цвета. Цветочки в кашпо на стенах и в горшочках на подоконниках. Массивные двери красного дерева с причудливыми вырезанными рисунками. Плетёные разноцветные коврики возле каждой двери. Красота.
Я вдавила кнопку звонка и несколько секунд не отпускала. Обычно моя подруга открывала дверь на последней секунде. Тишина. Подождав немного, я снова нажала на кнопку. Дверь открылась. Подруга, одной рукой придерживая простынь на обнажённом теле, другой сделала приглашающий жест.
- Ты никогда не спрашиваешь «кто там»? – упрекнула я её.
- А, - неопределённо ответила она.
- Ты одна? – крикнула я в след удаляющейся спине. « Наверно одна», - подумала я. Моя подруга жила странной жизнью. Где традиционные понятия о времени суток значения не имели. Она могла бодрствовать ночи напролёт и отсыпаться днём. При этом ей как-то удавалось успешно учиться и работать.
Я, расстёгивая на ходу пальто, проследовала за ней. Зашла в комнату и оцепенела. Задохнулась. По спине, будто кто-то тонкой струйкой пустил кипяток, который в области поясницы проникал внутрь и обжигал всё.
На кровати белого цвета, застеленной белым постельным бельём, лежали двое. Ещё один сидел в изголовье и курил, выпуская кольца дыма в форточку. Курящий был любовником моей подруги. Мы так его называли, не знаю почему. Как может быть любовник у незамужней женщины? Любовнику уже стукнуло лет пятьдесят, но подругу это не смущало. Нельзя было сказать, что она преследовала корыстные интересы. Да, он был богатеньким дядькой, но и подруга жила не бедно. «Для развлекухи», - отвечала она на наши удивлённые: «Зачем он ей?»
- Оооооо, какие люди, - широко улыбаясь, пропел любовник. Он продолжал курить, совершенно не смущаясь своего голого тела.
Я села на стул, стоящий рядом с дверью. Не села даже, а повалилась. Мой взгляд был направлен в сторону лежащего рядом с подругой. Это был мой мужчина. Человек, который называл меня «сладкой девочкой». Человек, который подхватывал меня на руки, чтобы я не шла по лужам. Человек, который усаживал меня на кухонный диван и готовил ужин, рассказывая о прошедшем дне. Человек, который звонил мне тысячу раз на день, чтобы сказать «люблю». Человек, ключ от дома которого, сейчас лежал в кармане моего пальто.
- Ты? – хрипло прошептала я.
- Расслабься, он всё равно твой, - спокойно сказала подруга.
Я почувствовала, как пропали запахи осени и им на смену пришли другие: запах потных тел, жареной картошки и чего-то кислого.
Я ушла, и меня никто не остановил. Улица встретила серым небом и холодным дождём. В кармане пальто ощущалась вибрация. Я достала телефон и прочитала SMS от подруги: «Не грузись, это развлекуха».

[Умник]

мне этот рассказ тоже понравился. но - он ведь о грустном. об измене. о разочаровании. У вас хорошо получается передавать настроение, и чувства...

в жизни и так много грязи. всякого дерьма. иногда трудно за грязью увидеть красоту жизни, истинную прелесть ранней утренней росы, смешливость осеннего морозного инея, радость, понимаете, счастье каждого нового дня...

ваше творчество - весьма и весьма цепляет за душу.

но - обращает внимание на негатив, и цепляет отрицательными эмоциями. но - заставляет почувствовать себя счастливым - просто потому что у читателя "всё не так плохо" - а значит - "хорошо". по сравнению с героем, понимаете?

есть в философии такой термин - "доказательство от противного"

есть и поговорка: "я плакал что бос, пока не встретил безногого"

Понимаете о чем я? вы позволяете читателю почувст вовать себя счастливым - лишь потому, что ему не присущи эти события что у вас в творчестве.
Задуматься - да, наверное...

Добавлено спустя 5 минут 53 секунды:

В жизни я совсем не мрачная, даже наоборот

по улыбкам вашей дочки и вашего сына - тёзки кстати, я понял что вы не депрессивный человек, конечно...

а видится так - ну.... дак они такие и есть на самом деле. имхо конечно. все что я говорю и пишу - имхо

Добавлено спустя 7 минут 27 секунд:

про собаку мне понравилось последнее - наверное запомню наизусть. У вас удивительная способность сплетать слова так, чт о кажется, что иначе и нельзя сказать точно и ёмко. И слова цепляются друг за друга, строка за строку, слово за слово... в бумаге печатаетесь?

[norilsk]

Мы верим, как учит Бог.

это как?

Вы спрашиваете для праздного любопытства? Или Вам, действительно, интересно?
Я на такие вопросы отвечаю тем людям, которые хотят слышать.

если не желаете не отвечайте. это дело лично каждого своё. не стоит забывать что вера это риск

[Твист]

мне тоже про собаку понравилось. кажется,что это не выдуманное произведение,а как будто оно всегда было...приятно читать вас,уважаемая

Добавлено спустя 4 минуты 30 секунд:

кстати, я вам личное сообщение оставил... в правом верхнем углу страницы находится,если не увидели...ответьте по возможности?

с теплом, Дима

[Соломея]

есть и поговорка: "я плакал что бос, пока не встретил безногого"

Понимаете о чем я?
О, да! В моей жизни это случается очень часто. Нет лучше скажу - случалось.
Я уже давно не спрашиваю Небо "Почему я "? Золото закаляется в огне. Каждому человеку дано пережить ровно столько, сколько он пережить в состоянии.
Спасибо Вам. Вы так мною заинтересовались. Я почитала Улю Каприз. Хочу сказать, очень сочные работы, хорошо чувствуется - что она хочет сказать. Лёгкая ирония между строк. Конечно, есть некоторые моменты, которые напрягают (ненормативная лексика), но это мне тяжеловато читать, т.к. я совсем не использую мат. Но если не делать на этом акцент, то мне понравилось.

Добавлено спустя 16 минут 20 секунд:

если не желаете не отвечайте. это дело лично каждого своё. не стоит забывать что вера это риск
Я не сказала, что не хочу отвечать. Просто для меня это слишком серьёзный вопрос и отвечать я могу только серьёзно. Вы готовы?

Добавлено спустя 29 минут 27 секунд:

По каким ты дорогам мчишься?
Чьё присутствие радует сердце?
Как проник в мою душу львицы?
Почему мы с тобой иноверцы?

Кто залечивает твои раны?
С кем ты делишь краюху хлеба?
Я б хотела, от счастья пьяной,
Под твоим прогуляться небом.

Наши Боги нам – поле жатвы –
Мы измесим его ногами.
Утолить, чтобы крови жажду,
Превратим его в поле брани.

Раздавить, растоптать, размазать,
Что нам люди, мы сами – Боги.
Позволяет больной наш разум,
Под чертой подводить итоги.

Столкновение без ущерба
Только лЕзвием смерть коснулась.
Только страх холоднул по нервам.
Только вена на шее вздулась.

Чего ради нам эта благость?
Чтобы жизнь получила встряску.
Чтобы мы отрезвели малость,
Чтоб не зря надрывали связки.

И сегодня я, верь мне, рада –
Что ты есть где-то в этом мире.
Если видеть тебя мне надо,
Разгляжу и в небесной шири.

Добавлено спустя 11 часов 34 минуты 52 секунды:

Моему любимому другу Сомову, посвящается.


Не потеряй меня в подземных переходах
Стою, прижавшись к шороху стены.
Меня пугают каменные своды.
Шаги твои мне больше не слышны.

Я темноту ощупываю взглядом
Или она сканирует меня?
Пойду один. Со мной ходить не надо, -
Твои слова в ушах моих звенят.

Один, без сожалений и упрёков.
Один – удел твой, волею судьбы.
Ты слишком светел, чтоб бояться рока.
Ты светом пробиваешь царство тьмы.

Ты саморазрушенье без остатка,
Во имя или, может, вопреки.
Ты, свет, прошу лишь, бережно и свято
Во всех своих скитаньях береги.

Добавлено спустя 2 дня 9 часов 26 минут 10 секунд:

Стихи юности

Я БУМАЖНЫЙ ДОМИК СКЛЕЮ,
НАРИСУЮ ДВЕРЬ НА НЁМ.
ПОЗОВУ НОЧНУЮ ФЕЮ,
С НЕЙ ЗАЙДУ В СВОЙ ХРУПКИЙ ДОМ.
МНЕ РАССКАЖЕТ ФЕЯ СКАЗКУ
И УЛОЖИТ МЕНЯ СПАТЬ.
РАЗРИСУЕТ СТЕНЫ КРАСКОЙ,
УПОРХНЁТ,НАЧНЁТ СВЕТАТЬ.
Я ПРОСПЛЮ ТАМ ДО ПОЛУДНЯ
ПОД ПУХОВЫМ ОДЕЯЛОМ.
ЗА СТЕНОЮ ХОДЯТ ЛЮДИ,
НЕ ПОЙМУТ,КУДА ПРОПАЛА?
В ГОЛОСАХ ТРЕВОГУ СЛЫШУ,
НЕУЖЕЛИ ИСПУГАЛИСЬ?
ВОТ ПОДНЯЛИ ДОМ ЗА КРЫШУ,
ЧТО Я ТАМ,НЕ ДОГАДАЛИСЬ.
НА ВОПРОС НЕ ДАМ ОТВЕТА,
ВСЁ РАВНО МНЕ НЕ ПОВЕРЯТ,
ЧТО ЗАШЛА Я НОЧЬЮ ЭТОЙ
В НАРИСОВАННЫЕ ДВЕРИ.

Добавлено спустя 3 дня 15 часов 45 секунд:

Не бросай меня.

Когда это случилось? Теперь уже трудно вспомнить. Кажется, так было всегда.
Жизнь превратилась в бессмысленное противостояние, в войну с ветряными мельницами. Мысли всё время перескакивали, путались.
«Если Бог хочет наказать человека, он лишает его разума», - говорила Татьяна Михайловна. «Все мы потенциальные шизоиды», - толи возражал, толи соглашался Виктор Васильевич. Вера, тогда ещё молодая, только пришедшая работать в коллектив дежурной смены клинической больницы, с интересом слушая своих коллег и подумать не могла - как близко коснётся её эта тема.
***
Подходя к дому, Вера увидела маму, сидящую на скамейке. «Странно, на маму это не похоже», - подумала она.
- Ты, что здесь?
Та подняла на неё глаза, и молча кивнув в сторону подъезда, опустила их. Вера непонимающе переводила взгляд с мамы на плотно закрытую дверь и обратно.
- Голый он там…совсем голый…страшно как-то, - услышала Вера тихий голос.
- Что-то делает или просто ходит?
- Не знаю. Я как увидела, ушла сразу.
- Пойдём, - Вера взяла маму под локоть и решительно потянула за собой. Мама нехотя встала и высвободила осторожно руку.
- Иди ты первая, а я за тобой.
***
В квартире стояла необычная тишина. Вера включила свет в коридоре и махнула рукой матери, застрявшей нерешительно в дверях. Мама не шевельнулась. Вера тихонько зашла в комнату.
Марсель лежал на кровати, уткнувшись носом в стену. Вся его одежда аккуратно сложенная в стопочку была задвинута под стол. Вера присела на край кровати и осторожно погладила кудряшки на голове мужа. Он, не поворачиваясь, протянул руку и нежно сжал пальцы, запутавшиеся в волосах.
- Давай, оденемся? – сказала ласково Вера. Сдержанность и спокойствие с каждым днём давались всё труднее.
- Опасно. Я не смог обнаружить жучки, - твёрдо ответил Марсель.
- Может их нет? Давай я посмотрю.
- Нет, - закричал, поворачиваясь, муж.
- Тихо…тихо…успокойся,…нет так нет, - зашептала, вытягивая вперёд руки, Вера.
***
Она не сразу поняла, что с ним происходит. Или поняла, но не хотела в это верить. Вся их размеренная, благополучная жизнь рушилась, ломалась с мерзким скрежетом.
Сначала появился страх. Марсель начал ходить за Верой по пятам: в магазин, вынести мусор, выгулять собаку. На её смешки он хмурил брови и уверял, что ей грозит некая опасность, и только он в состоянии её предотвратить. Вера весело отмахивалась.
Потом он исчез. Его очень долго искали, а когда нашли, Вера не могла узнать в нём своего Марселя. Перед ней был совершенно чужой, не знакомый, не понятный человек. Он нервно ходил по квартире и повторял одно и то же:
- Я должен тебя спасти. Они меня здесь найдут.
«Бред. Бред. Бред», - думала Вера, сдавливая пальцами виски. Она не знала что предпринять, куда обращаться за помощью или советом. Не выдержав, Вера позвонила его тётке:
- Люция… с Марселем что-то случилось… мне одной не справиться, - кричала она отчаянно в трубку.
- Успокойся, - ответили на том конце. Нам надо поговорить. Жди мы скоро приедем.
***
Уже на следующий день приехала Люция. Рядом с ней биться в истерике было стыдно. Люция, очень миловидная на лицо, имела по-настоящему уродливое тело. Небольшой, но всё же заметный горб на спине и ноги – одна короче другой – придавали ему корявость и кажущуюся неустойчивость.
Люция была человеком большой и чистой души. Внешнее уродство не помешало ей стать счастливой и успешной в жизни. Счастье ей дарил любящий муж, готовый ради неё на любые подвиги. Признаком успеха был ресторан – её детище, имеющий большую популярность в городе.
В то же время многое в её жизни и в ней самой было не понятно и даже странно. Имея шикарную квартиру в центре города, она с мужем жила в небольшом бревенчатом домике на окраине. На удивлённые вопросы отвечала: «Здесь жизнью пахнет, а там смрад»
Она принципиально не покупала стиральную машину, предпочитая стирать на руках всё, даже постельное бельё. Говорила: «Я стираю лучше всякой машины» И, действительно, Вера поражалась чистоте белья, которой Люция добивалась ручной стиркой.
Она крайне редко лечилась с помощью традиционной медицины, предпочитая обращаться к народным лекарям и знахарям. Видимо разочаровалась во врачах с детства. Говорили, что Люция родилась нормальным ребёнком. Она росла подвижной и озорной. Однажды, когда ей исполнилось двенадцать лет, она упала в глубокий погреб и повредила позвоночник.
Врачи ей почти ничем не помогли. Год Люция провела без движения, а потом какая-то знахарка поставила её на ноги. Только последствием тяжелой травмы стал горб и отстающая в росте нога.
Люция вызывала уважение. Пообщавшись с ней некоторое время, человек переставал обращать внимание на физический изъян.
Всегда спокойная и доброжелательная, она заряжала всех оптимизмом и верой в лучшее.
- Всё будет хорошо, - сказала она, входя в распахнутые двери.
- Я не знаю что с ним, - развела руками Вера.
Люция взяла её легонько за рукав и потянула в сторону кухни.
- Пойдём, поговорим.
***
Вера устало опустилась на стул. Люция присела рядом и закурила. Какое-то время она молчала. Глубоко затягивалась, будто настраиваясь на разговор.
- Ты ведь знаешь, он бывший военный?
- Да, - коротко ответила Вера.
- Он прыгал с парашютом. Последнее его приземление было неудачным: из-за порыва ветра запутался ногами в стропах. Несколько метров несло по земле. Он по всем выбоинам головой прошёлся. Тогда ничего особенного не заметили, а спустя время он заболел. Врачи определили диагноз.
- Какой? – предчувствуя ответ, выдохнула Вера.
- Шизофрения. Мания преследования. Большую часть времени он нормален, но бывают кризисы.

Добавлено спустя 11 часов 5 минут 57 секунд:

- Врачи таких как он не лечат, - заявила тогда сразу Люция. Я знахарку видела, мёртвых на ноги ставит. К ней и поедем.
Вера не спорила. В борьбе с болезнью все средства хороши. К тому же, Люция, казалось, знала что делать.
Они мчались на огромном тёмно-сером джипе к марийцам, в какую-ту далёкую деревню.
Марсель всю дорогу угрюмо наблюдал с заднего сидения машины пейзаж, мелькающий за окном. Он ни с кем не разговаривал, не реагировал на шутки и анекдоты, которыми Люция старалась разрядить обстановку.
Вера тревожно поглядывала на него, иногда успокаивающе гладила по ноге, но он не замечал и этого.
- Спать будем в машине,…чтобы первыми быть, - сказала Люция, подъезжая к деревне. Маленький пятачок, кое-где высвеченный огнями, наводил на мысль: деревенька-то крохотная – домов двадцать, не больше.
- Тишина. Даже собаки не лают,- удивилась Вера.
- Спи, - фыркнула уставшая Люция.
***
Вкусно пахло свежеструганным деревом. Дом, видимо недавно сложенный, выделялся светлым пятном на фоне согнувшихся и почерневших построек. Он не очень-то походил на дом, в котором творились чудеса и колдовство.
Вспомнилось детство. Маленькую Веру бабушка часто брала с собой «проведать сватью». Сватью звали баба Зина. Это была скучная, вредная старуха, которая только и следила за тем, чтобы у неё не украли ягоды, отчего их хотелось украсть - во что б это ни стало. Дорога проходила мимо странного, очень высокого дома без окон. Окна может и были, но выходили они скорей всего во двор, а на улицу смотрело одно окошко размером с форточку, находящееся возле ската крыши. На фоне низеньких светлых домиков этот, с почерневшим от времени деревом, казался таинственным и страшным.
- Фигу держи, - слышала всякий раз Вера от бабушки. Ведьма там живёт. Не покажешь фигу, заколдует.
Вера никогда не видела этой ведьмы, но послушно складывала пальцы, как просила бабушка.
- Странно как-то, - сказала Вера, поворачиваясь к Люции.
- Что странно?
- Собаки не лают, необычно для деревни.
- Может, у них нет собак?
- Не видишь? Вон стоят,…смотрят. И дом…
- Что дом?
Вера, пожав плечами, пошла дальше. Тропинка огибала новенькую избу. Завернув за угол, Вера вздрогнула и неожиданно для себя сложила пальцы в фигу. Вот он. Настоящий дом стоял сразу за новым и с дороги не был виден.
- Что встала? – раздраженно спросила Люция.
Вера, молча, кивнула на мрачное строение без окон. Люция непонимающе перевела взгляд.
- Что?
- Вот он, - прошептала Вера.
- Кто?
- Ни кто, а что. Дом видишь?
- Ты часом сама не заболела? - Люция невесело улыбнулась. Может, сразу вас двоих полечим? Пошли…
Она уверенно толкнула дверь в новую избу. Внутри небольшая прихожая, плавно переходящая в кухоньку, где едва помещался малюсенький столик и два стула. Прямо напротив входа дверной проём, занавешенный пёстрой ситцевой шторкой.
- Вам туда, - сказал дядька, раскатывающий зачем-то воск на столе.
- Знаем, - ответила Люция, отодвигая шторку в сторону.
***
Комната занимала, наверно, большую часть пространства дома. Две стены, казалось, состоят из одних окон, так их было много. Вдоль этих стен стояли лавки и стулья.
Ни уютных шторок, ни цветочков, ни мебели – всё очень просто.
На одной из лавок спала женщина, подложив руку вместо подушки под голову. Чуть дальше от неё сидели двое мужчин, тихо перешёптываясь.
Вера краем глаза уловила какое-то движение слева и обернулась. Из смежной комнаты, занавешенной шторкой с уже знакомым рисунком, вышла женщина. Она остановилась на минуту, всматриваясь пристально в Марселя. Потом перевела взгляд на Веру и со вздохом сказала:
- Не смогу я вам помочь.
- Почему?
- Такие болезни я не лечу. Оставь его, детка. Ему лучше одному.
***
Обратная дорога была тягостнее. Люция молчала, не слушала музыку. Она буравила глазами полотно дороги, ни разу не посмотрев в зеркальце заднего вида на Марселя.
Вера мучилась от головной боли, таблетки не помогали. «Поспать бы, хоть немного», - думала она, но беспокойные мысли сверлили уставший мозг, не давая ему отдохнуть.
Марсель безучастно наблюдал за происходящим. За всю дорогу он не проронил ни слова.
- К нам заедем? – спросила Люция.
- Нет. Давай на вокзал. Домой хочу.
- Ты его в деревню отвези, к матери, он там быстрее в себя придёт
***
Мать Марселя встретила их ласковым воркованием. Она гладили сына по голове и повторяла:
- Улэм. Улэм.
Вера устало наблюдала за ней. Говорить ничего не хотелось. Двое суток без сна, без отдыха. Прислониться бы куда-нибудь и спать. Мать, словно не замечала валившуюся с ног от усталости Веру.
- У него кризис опять, - шепнула Вера на ухо матери.
- Какой кризис?
Мать враз преобразилась. Она всплеснула руками и нервно заходила по комнате. Вера непонимающе уставилась на неё.
- Нет у него никакого кризиса, он здоров, - закричала та.
- Тише, тише, - пыталась успокоить её Вера.
- Он здоров. Поняла? Зачем приехали? Не нужны вы мне, я одна привыкла. Как теперь: ни захрапеть, ни пукнуть?
Вера оцепенела. Мать продолжала что-то кричать, но она её уже не слышала. Марсель, улыбаясь, смотрел на Веру. Чему он улыбался?

Добавлено спустя 18 минут 34 секунды:

***
Зря они туда приехали. Мать Марселя, проработавшая всю жизнь преподавательницей в школе, имевшая множество наград и грамот, не верила что её сын шизофреник.
Она никогда не принимала с нужным спокойствием рекомендации врачей и советы людей по этому поводу. Помощи, в которой так нуждалась Вера, дождаться от матери было невозможно.
Она выгнала их в пустующий дом недавно умершего деда. Вера решила, что это даже не плохо: одни в доме, без лишней нервотрёпки, без воплей взбешенной матушки.
В доме деда всегда царил порядок и уют. Вера поставила на газ чайник, расстелила постель.
Марсель послушно разделся, выпил предложенный чай и лёг спать. Вера последовала за ним.
***
На следующий день пришла мать. Она долго стояла возле двери. Вера наблюдала за ней через шторку, но открывать не спешила. Наконец, мать пару раз тихонько стукнула. Как- будто надеясь, что не откроют. Вера застыла в нерешительности. Марсель, услышав стук, метнулся к окну:
- Мать пришла, - сказал он, направляясь к двери.
Вера пошла следом. Марсель отодвинул щеколду и впустил гостью. Она, переступив через порог, осталась стоять:
- Поесть-то хотите? Я суп сварила, - сказала мать очень тихо.
- Сейчас придём, - ответил ей Марсель.
***
Татарская традиционная кухня, в общем, нравилась Вере. Она с удовольствием похлебала предложенный суп-лапшу, съела ароматный с хрустящей корочкой балиш и насытилась. Взяв чашку с чаем, Вера отсела к окну.
Марсель ел не останавливаясь. Мать сидела рядом с ним и подсовывала ему: то кусок пирога, то тарелку с салатом, то подливала из большой супницы суп. Каждый раз, как только Марсель брался за предложенную еду, мать недовольно цокала языком и грозно поглядывала на Веру:
- Совсем заморила парня, худой какой стал, - не выдержала мать.
- Он сейчас так много ест…и худеет, - спокойно ответила Вера. Она уже давно заметила зверский аппетит, проснувшийся с началом кризиса. Марселю было всё равно, что кушать. Казалось, он не чувствует ни вкуса пищи, ни сытости. Он мог запросто съесть прокисший суп, приводя в шок окружающих.
Марсель был худощавым и высоким мужчиной, но в дни болезни, не смотря на поглощаемое количество пищи, становился более худым.
- Много ест…на то он и мужик, чтобы много есть, - откровенно злилась мать.
- Я не попрекаю, а…
- Помолчи, - рявкнула она и сматерилась по-татарски.
***
Марсель ушёл на озеро рыбачить. В деревне он действительно немного успокоился. Кажется, дело пошло на поправку.
Вера просматривала фотографии, принесённые матерью. С чёрно-белых, местами помутневших снимков жизнерадостно улыбался Марсель. Вера с интересом вглядывалась в мгновения прошлой жизни. Вот он сидит в окружении девушек с венком из полевых цветов на голове. Вот он верхом на лошади, а вот за рулём комбайна:
- Отец его с пяти лет учил комбайном управлять, - улыбаясь своим воспоминаниям, говорила мать. - Маленький совсем был, а не боялся. У него к машинам тяга с раннего детства. Он ведь любую может полностью перебрать.
Вера это знала. Марсель, добрая душа, часто пропадал в гаражах друзей. Она не раз слышала, что о нём говорили – как о специалисте высочайшего класса.
- А армейские фотографии есть? – спросила Вера.
Мать, молча, принесла маленький альбомчик и протянула Вере. Конечно, форма мужчинам идёт, но Марсель в форме казался просто не отразимым. И на этих фотографиях он словно улыбался краешком губ и выглядел счастливым.
- Красавец, мужчина, - сказала Вера.
- Вот разве скажешь, что он больной? – воскликнула вдруг мать.
- Он ведь не был тогда больным.
Вера напряглась. Минуту назад спокойная и трогательная в своих воспоминаниях мать со злостью выхватила альбом и закричала:
- Он здоров. Это вы, бабы, дурака из него делаете.
Вера вышла из дома, желая уйти подальше от крика взбешённой матери, несущегося ей в спину.
***



Утро. Вера проснулась. Долго лежала, не открывая глаз. Она чувствовала, что Марсель смотрит на неё, присев на край кровати. Он взял осторожно её руку и прижался губами к тыльной стороне ладони. Вера открыла глаза.
Он улыбнулся и потёрся щекой об её ладошку.
- Ты так похудела, как девочка стала: хрупкая, беззащитная, - сказал с нежностью Марсель.
- Как ты? – спросила Вера. Она уже видела, что кризис миновал. Можно вздохнуть с облегчением.
- Я завтрак приготовил, давай умывай личико и топай на кухню.
Хорошо. Всего неделя отдыха в деревне и Марсель прежний. Так даже можно жить. К этому можно привыкнуть. Кризисы случаются не часто и проходят рано или поздно. Вера почувствовала прилив жизненной энергии и хорошего настроения.
Марсель притянул её к себе и крепко обнял:
- Не бросай меня, пожалуйста, - прошептал он на ухо.
***
Предновогодняя суета всегда захватывает с головой. Надо решить: где встречать, что ставить на стол, кому какие подарки купить – и это ещё не всё. Вера получала огромное удовольствие, занимаясь приготовлениями к празднику, самому любимому с детских лет.
Встретиться решили в квартире тётки. Вера помогла двоюродной сестре украсить квартиру, подготовить развлекательную программу, за что женская часть родни позволила ей не принимать участия в приготовлении праздничных блюд. Вера была благодарна им, потому что готовить совсем не любила.
***
Накрытый стол традиционно стоял возле включенного телевизора. Показывали, так же традиционно, какую-то комедию. Собравшиеся гости в ожидании приглашения к столу развлекались её просмотром, наполняя временами комнату взрывами хохота.
- На Марселя глянь, - ткнула Веру локтём тётя. Вера обернулась. Марсель смотрел в телевизор отсутствующим взглядом. Он не реагировал на явно смешные сцены. Казалось, Марсель вообще никого и ничего не видит вокруг.
Вера подошла к нему и тронула за плечо, он повернулся. В глазах знакомое и ненавистное выражение. Начало кризиса.
***
Верным признаком этих состояний была внезапная импотенция. Всякий раз он словно удивлялся её возникновению, и первые дни ходил озабоченный только этой проблемой. Потом следовало продолжение: поиск вражеских агентов, рассказы о том – кто он есть на самом деле. Представлял же он себя центром вселенной. Будто на нём сходятся все космические потоки. Если с ним что-то случится – земля погибнет. Ещё его задача держать равновесие земли, которое концентрируется в его пупке. Ему просто необходимо родить сына, чтобы передать свой дар, но враги лишают его этой возможности, делая его плоть слабой. Дальше – больше.
«Как я не заметила?» - думала Вера. Конечно, она понимала, что из-за праздничных приготовлений упустила из вида его состояние. Веселию пришёл конец. Вера ушла от шумной компании в дальнюю комнату и набрала на телефоне номер Люции. В дверях появилась встревоженная мама. Вера жестом попросила её помолчать.
- Алло, Люция? С Новым Годом!
- И тебя.
- Марселю плохо. Ты говорила, что врача какого-то нашла?
- Да. Приезжайте. Сможешь его привезти или мне за вами приехать?
- Сами приедем.

Добавлено спустя 10 часов 36 минут 28 секунд:

Вера увела Марселя домой. Рано утром, на первом автобусе она съездила и купила билеты на поезд.
Собрала сумку. Заставила Марселя, да и себя тоже поесть. До поезда оставалось полтора часа. Вера решила выехать пораньше.
Уже в автобусе, подъезжая к вокзалу, она вспомнила про паспорта, которые попросила Марселя положить во внутренний карман дублёнки:
- Ты паспорта взял?
Марсель, глуповато улыбаясь, отрицательно помотал головой.
***
Вере пришлось, бросив Марселя на вокзале, бежать с сумасшедшей скоростью домой за документами и обратно. Злиться оставалось только на себя.
Главное – успели на поезд, хоть и запрыгивали на ходу.
Всю дорогу Вера держала Марселя за руку, изредка поглаживая её. Он в этот раз вёл себя необычно. В глазах читалась явная угроза окружающим. Казалось, что в каждом он видит врага и готов нападать. Раньше кризисы не сопровождались приступами агрессивности, и Вера не знала как себя вести в этом случае. «Господи, помоги доехать спокойно», - повторяла она про себя.
***
- Ничего утешительного я вам не скажу, - в который раз услышала Вера. За последнее время они посетили столько светил традиционной и нетрадиционной медицины, и хоть бы кто-нибудь сказал что-то обнадёживающее.
- Как жить с этим, доктор?
- Это ваш выбор. Только напрасно вы его не отвозите в больницу в состоянии кризиса. Уверяю вас, там его быстрее в чувства приведут.
- Жалко мне.
- Зря, милочка, зря.
- Мне кажется, он стал агрессивней.
- Да, такое развитие вполне может быть. Вы с ним не спорьте. Говорит – соглашайтесь. Так он быстрее успокоится. И уж тем более, не называйте его дураком. Я вам много бы историй порассказал. Живут, знаете ли, и с шизофрениками до конца дней. Даже великие мира сего, говорят…ну вы знаете.
- Легко сказать.
- Ваш выбор, милочка, вам и решать.
***
- Давай-ка, дорогуша, домой не рвись, - твёрдо сказала Люция. - Праздник всё-таки, значит будем гулять.
- Какой праздник, Марсель ничего не соображает.
- Ерунда. Ему всё равно, куда его везут. Будем просто возить его за собой.
Казань искрилась и перемигивалась огнями. Город, украшенный к празднику, выглядел почти сказочно. Вера заворожено всматривалась в это великолепие через окна джипа. Люция о чём-то тихо разговаривала с мужем, иногда заливаясь громким смехом.
- Сейчас к нам, в ресторан заедем, - оглянувшись, сказала Люция.
Вера вздрогнула. Ей всегда казалось, что ресторана в реальности нет, что все разговоры о подвозе необходимых продуктов, о качестве поставляемой водки – всё это часть какой-то игры. Просто не умещалось в голове, как Люция – женщина с такими физическими изъянами, могла владеть рестораном.
***
Мебель цвета вишни. Структурированная поверхность стен голубовато-серого цвета, кажущаяся плюшево-мягкой. Зеркала, окруженные декоративным орнаментом. Тяжёлые портьеры, забранные в ажурные кольца стального цвета. Много света от люстр из тонкого хрусталя и светильников в форме капель, на стенах.
- Красота-то, какая, - сказала восхищённо Вера.
Люция, довольная произведённым впечатлением, улыбнулась. Ресторан был по-настоящему хорош. К нему примыкал бильярдный зал, куда Люция сразу отправила мужа вместе с Марселем. Веру удивляло, с какой лёгкость Люция добивается, чтобы все окружающие делали то, чего хочет она. Её указания или просьбы всегда произносились не громко, но уверенно. Даже материлась Люция очень тихо и кратко.
Весь вечер Вера наслаждалась прекрасной кухней и отличным вином. Слушала рассказы Люции о её бурных романах и тайных поклонниках. Не важно, что там было правдой – что нет, Вера восхищалась этой женщиной и благодарила её в душе за то, что она помогла хоть короткое время вырваться из жизни в состоянии бреда.
***
Кризисы становились чаще и продолжительнее. Марсель нигде не работал. Он гулял по лесу, в поисках деревьев-антенн. Искал жучки дома и в подъезде.
Однажды он пришёл к Вериной подруге и попросил проверить, как через очки можно передать информацию на главный компьютер.
Лена, припомнила Верины слова: « Спорить с ним в таком состоянии нельзя «, - и решила сделать то, что он просил.
Она надела очки, вставила в розетку устройство для уничтожения комаров и пару раз повернула его туда-сюда. В общем – всё как он просил.
- Не работает что-то, - сказала она, пожав плечами.
- Здесь наверно дальность большая, - со знанием дела заключил он.
***
- Веер, может правда расстаться с ним? – спросила сочувственно Лена. – Ну что тебя держит?
- Ленка, он ведь не всегда такой. Он ласковый очень, внимательный. Родной. Понимаешь?
- Я бы так жить не смогла.
- Я тоже иногда думаю, что больше не могу, но…как вспомню всё хорошее, много хорошего…стыдно мне.
- Стыдно-то почему?
- Потому что он болен, а бросить больного человека – плохо.
- Ты его любишь? – тихим голосом спросила Лена.
- Да…или нет. Не знаю. Когда всё хорошо, я забываю о его сумасшествии. Он чудесный человек. Ко мне так трепетно относится. Он даже моет меня сам, как маленькую. Я иногда так и жду, вот сейчас игрушку даст, чтоб не плакала. Знаешь, как всё это дорого. Милые, смешные подарки, не злобные подшучивания. Он знает, что я люблю: какие духи, какое постельное бельё, какие цветы. Он всё обо мне знает. Он любит меня. Скажешь, мелочи?
- Жалко вас.
- Плохо мне, - заплакала Вера. Плакать хотелось не останавливаясь. Выть, раскачиваясь из стороны в сторону. Орать во всё горло. Последнее время так часто приходилось сдерживаться, что сил уже не осталось.
***
Они шли вдоль поля жёлтой, уже вызревшей пшеницы. Это был единственный раз, когда Марсель с Верой приехали в деревню к матери не из-за кризиса, а просто так. Он о чём-то увлечённо рассказывал, а Вера почти не слушала. Она вдыхала чудесный воздух, наслаждалась чистотой красок и простором.
- Ты меня не слушаешь? - притворно-сердитым голосом произнёс Марсель и подхватил Веру на руки.
- Ах, - воскликнула она. – Отпусти. Страшно.
- Неа.
Марсель шёл прямо внутрь пшеничного поля, не отпуская Веру. Зайдя довольно далеко, он тихонько поставил её на ноги.
- Зачем мы здесь? – спросила Вера.
Марсель, не отвечая на вопрос, распустил ей волосы забранные заколкой. Вера поняла, чего он хочет. Удивлённо посмотрела ему в глаза. В них отражалась она сама, золотистое поле, бирюзовое небо – весь мир. Мир его любви, его нежности, его надежды.
Вера не чувствовала твёрдой земли, не думала что их могут увидеть, она совсем ни о чём не думала. Она смотрела в глаза Марселя: тёплые, любующиеся ею глаза и теряла сознание, умирала от его ласк.
***
В квартире попрятали все острые предметы, после того как Марсель с топором в руке прошёлся по соседним квартирам в поиске вражеских агентов.
Мама постоянно плакала и говорила Вере:
- Мне кажется, что ты тоже такой как он стала. Посмотришь на вас: он всякую ерунду несёт, а ты поддакиваешь.
- С ним нельзя спорить, - устало отвечала Вера.
Самой трудной задачей было – пережить ночь. Марсель не спал совсем. Он то останавливался у окна, украдкой выглядывая из-за шторки на улицу, то начинал говорить с кем-то, то садился на кровать рядом с Верой и шептал:
- Ничего, мы победим их всех. Я узнаю, куда они спрятали чип, и достану его. Вот тогда они нас не найдут.
Вера забыла, когда последний раз безмятежно спала с вечера до утра. Она устала жить в постоянном напряжении. Она устала работать за двоих. Она понимала, что маму больше мучить нельзя. «Надо искать отдельное жильё», - решила Вера.
***
Ночью в дверь постучали. Сосед перепутал подъезды, после обильных возлияний. Ему показали дорогу домой, и сосед спокойно удалился. На этом сон для всех закончился. Марсель забегал по квартире, включая везде свет и крича:
- Зачем вы его отпустили? Вы знаете, что это был их шпион? Всёоооо, нам конеееец.
- Дорогой, я с тобой. Что нужно сделать, скажи?
- Найти его надо и уничтожить.
- Уничтожим, завтра, хорошо?
Вера с большим трудом успокоила Марселя. Он ушёл в комнату и стал писать какие-то каракули, цифры на листочках бумаги.
Вера зашла посмотреть маму. Мама не спала. Она сидела на диване, подогнув под себя ноги, и пустым взглядом смотрела в никуда.
- Я иногда хочу, чтобы он умер, - сказала Вера севшим голосом.
Мама посмотрела на неё и глаза стали наполняться слезами:
- Нельзя так думать, золотце.
- И жить с ним не могу, и бросить не могу. Не знаю уже чего больше в сердце любви или жалости.
- Ты устала просто. Может и правда не по плечу ноша?
- Уже не знаю…может не по плечу, но бросить - как предать. Лучше бы он умер.
- Не говори так.

Добавлено спустя 15 минут 33 секунды:

Странно, но остаток ночи Вера крепко спала. Может, сказалась усталость, может мозг уже привык к состоянию вторичного сумасшествия и научился реагировать на него спокойно.
Утро. Марсель, видимо, спать не ложился. Он сидел за письменным столом с отсутствующим взглядом. Сам стол и всё пространство возле него было завалено исчирканными и скомканными бумажками.
«Отвезу его в больницу», - подумала Вера. Бороться не хотелось.
Мама сходила к Ленке и с «городского» вызвала дежурную бригаду.
- Решилась всё-таки? – спросила Лена.
- Решилась, - ответила мама.
Лена беспокойно засобиралась: нацепила шлёпанцы, накинула ветровку, выудила ключи из кучи безделушек на полочке:
- Пойду с вами…мало ли что, - сказала она Вериной маме.
***
Разложили пасьянс, чтобы отвлечь Марселя от происходящего. Вера заметно нервничала, прислушиваясь к шорохам за дверью. Лена видя волнение подруги, занимала всё внимание Марселя игрой и расспросами о жизни.
Сердце лихорадочно забилось. В коридоре мама разговаривала с кем-то, пока ещё не видимым Вере. Ленка тоже услышала шум и тревожно глянула на Марселя. Он был безучастен, находясь в своём неведомом мире.
Дверь тихонько открылась, и появились двое мужчин в белых халатах. Марсель испуганно подскочил и попятился назад. Вера закрыла глаза: «Прости, прости, прости», - повторяла она про себя.
- Вы ничего не понимаете, - кричал Марсель. Меня нельзя им отдавать, они все заодно.
- Пойдёмте, - сказал спокойно санитар, отставляя в сторону мешавшийся стул.
- Не пойду. Вам с главного компьютера передали, что я здесь?
- Давайте успокоимся.
- Сказал, не пойду, - Марсель искал глазами выход. Он был напуган, растерян. Вере стало мучительно жалко его, она уже хотела остановить происходящее, выгнать всех.
- Вам придётся проехать с нами, - услышала Вера голос врача и очнулась.
- Зачем?
- По закону, если он не подпишет согласие на лечение, мы не имеем права его оставлять, - ответил врач.
- Бред. Конечно, он не подпишет.
- Там видно будет. Собирайтесь.
Марсель уже перестал сопротивляться и послушно последовал за санитаром. Вера забеспокоилась, что он просто решил усыпить бдительность, а на улице сбежит. В дверях подъезда санитар обернулся и крепко взял Марселя под руку. «Да, они тоже не дураки», - подумала Вера.
***
В больнице, из-за разросшихся возле окон деревьев, стоял полумрак. Отдавало сыростью. «Как-то слишком тихо», - подумала Вера. Марселя увели в кабинет с надписью «Заведующий отделением». Через несколько минут он вышел в сопровождении медсестры.
- Идите за мной, - бросила она на ходу Вере. Возле одной из дверей остановилась и каким-то странным ключом, напоминающим отломленную дверную ручку, открыла замок.
Взору открылась палата, заставленная железными кроватями с панцирными сетками. На кроватях лежали скрученные матрасы, поверх матрасов стопки постельного белья серого цвета и на спинках кроватей висели сложенные вдвое клеёнки.
- Заправьте ему постель и можете идти, - услышала Вера бесцветный голос медсестры. Клеёнку постелить не забудьте.
- Клеёнку зачем? – крикнула Вера в след удаляющейся спине, но ответа так и не дождалась.
Марсель был на удивление спокоен. Он присел на краешек одной из кроватей и положил руки на колени. Вера, приготовив ему постель, села рядом.
- Я к доктору схожу, хорошо? – спросила она.
Марсель пожал плечами и пристально посмотрел на неё. Вере стало мучительно стыдно, страшно и больно. Она резко отвернулась. Сдерживая слезы, направилась к выходу из палаты.
***
- Можно? – спросила Вера, приоткрыв дверь в кабинет заведующего.
- Входите.
Первое что бросилось в глаза, ослепило просто – свет. В отличие от тёмных коридоров и палат, здесь было очень много света. Казалось, что солнце висит сразу за окном и лучи проникают в каждый уголок кабинета.
- Присаживайтесь, - сказал врач, показывая на короткий диванчик напротив стола.
- Он подписал согласие? – спросила Вера, не реагируя на приглашение врача.
- Да, подписал. У нас все подписывают. Приходить к нему пока не надо, дня три-четыре.
Доктор начал что-то писать, показывая тем самым, что говорить больше не о чем. Вера постояла несколько секунд в дверях и вышла.
Она направилась к палате, в которую поместили Марселя. Толкнула рукой дверь и застыла от увиденного.
Постельное бельё было сдёрнуто и валялось кучей на другой кровати. Марсель, раздетый до трусов лежал прямо на голой клеёнке. Его руки, стянутые жгутами, скрученными из простыней, были привязаны к спинке кровати. Марсель корчился, словно от жуткой боли. Он то вытягивался, как струна, то поворачивал тело на бок, выгибаясь дугой, то резко сжимался и тут же вытягивался снова. При этом он хрипел, сжимая зубы в страшной улыбке или скулил, открывая широко рот. В палате стоял резкий запах мочи. Клеёнка под Марселем и трусы на нём были сырые.
- Что это? – надломленным голосом не понятно у кого спросила Вера.
Марсель запнулся об неё взглядом и закричал:
- Уйди…аааааа…не смотри на меня.
- Марсель, - Вера кинулась к нему и начала лихорадочно развязывать узлы.
- Нельзяааааа, - закричал с новой силой Марсель.
В палату влетела медсестра и оттолкнула Веру от кровати.
- Что вы тут делаете, кто вас сюда пустил?
- Это вы тут что делаете? Что вы с ним делаете? – кричала, рыдая Вера.
На шум прибежали санитары. Медсестра велела им вывести Веру из отделения. Вера билась в истерике. С огромным трудом её вывели на улицу, усадили на скамейку и дали успокоительное. Подошёл врач:
- Вам не нужно было туда заходить. К сожалению, наука ничего лучшего пока не изобрела. Вернее изобрела, но нам это не доступно.
- Как долго ему будут колоть эту дрянь?
- Думаю, два-три дня. Успокойтесь, вы же хотели помощи врачей.
- Я не знала, как им помогают.
Вера побрела домой, ненавидя себя за то, что привезла Марселя в больницу.
***
Они сидели за сколоченным из досок столом, под кронами тополей. Марсель кушал принесённые Верой пельмени, она неотрывно наблюдала за ним.
- Что смотришь? – ласково спросил Марсель и улыбнулся.
- Соскучилась…очень, - ответила Вера. Она действительно очень соскучилась по такому Марселю, какого сейчас видела перед собой. Три дня она не находила себе места, переживая за него. Кажется, физически чу

[Елена Николаевна]

Лучше бы Вам сюда зайти: http://avtor.net.ru/ Это иркутский сайт, литературный и вполне дружелюбный. Если Вы там уже есть, скажите в личку свой ник.

[Соломея]

Лучше бы Вам сюда зайти: http://avtor.net.ru/ Это иркутский сайт, литературный и вполне дружелюбный. Если Вы там уже есть, скажите в личку свой ник.

Я не зарегистрирована на этом сайте. Прошла по ссылке, но пока подумаю...надо ли мне там регистрироваться.
Спасибо.

Добавлено спустя 9 часов 44 минуты 36 секунд:

О! Привет! Не виделись полвека.
Я, так рада встретиться с тобой!
Не узнать! В какого человека
Превратился. Статный! Дорогой!

Столько лет нас разлучали дали.
Я по Питеру, а ты по всей стране.
Друг от друга ехали, шагали
Жизнями довольные вполне.

Ты хоть помнишь? Старые качели?
Нашу лодку и одно весло?
А гитару: струны рвали, пели
Ночью под балконами, на зло.

А бежали, обгоняя ветер
Босиком по лужам, по грозе.
Ты сказал - я лучшая на свете
И что дождь теперь в моей косе.

Помнишь, как мы спорили - кто выше,
И царапали отметки на стене.
Помнишь, целовались мы на крыше,
Ты рассказывал о плачущей луне?

Сердцу сразу радостно и грустно.
Ох, ну дай тебя потрогать и обнять.
Так переполняют меня чувства:
Хочется смеяться и рыдать.

Добавлено спустя 8 дней 22 часа 26 минут 46 секунд:

Боялась одиночества, только лишь.
Недолго жалела о тех, кто - был.
Не в силах выдерживать скуку, тишь,
Хотела, чтоб рядом кто-нибудь жил.

Чтоб эхом слова, оттолкнувшись от стен,
Не прятались в складках и швах пальто.
Без смен декораций, без вздыбленных вен.
И без обвинений потом.

Лишь в рамочках фото из серии love
Менялись, как с заданной частотой.
Не лечится крепким настоем из трав
Боязнь оставаться в квартире одной.

Боялась. Сегодня боюсь не того.
Душевнобольная. Помочь мне нечем.
Снесла бы единственный светофор,
На десять секунд тормозящий встречу.

Заставивший десять секунд стоять
В метрах от поворота домой.
Сегодня я очень боюсь потерять,
Не просто остаться одной.

Добавлено спустя 4 минуты 23 секунды:

Там, где война…



Тамара Семёновна вышла из отпуска злая. Много курила, стряхивала пепел щелчком, не донося руки до пепельницы и совсем не разговаривала. Приставать с расспросами я не решалась, боясь нарваться на матерное объяснение – кто я есть и пожелание – куда мне идти. Как назло, за весь день не приехала ни одна «Скорая». Вечером к нам в Приёмное отделение, в прокуренную сестринскую спустился Витюша, дежурный врач из отделения интенсивной терапии.
- Вы чё тут так накурили? – спросил он, открывая одну половину окна. – На улице погода такая, а вы здесь торчите.
- ЗдорОво, девчонки! – весело крикнул Андрюха, вошедший следом за Витюшей. – Ты, чё Семёновна, смурная такая?
- А что, есть повод для веселья?
- Щас сообразим повод. А? Доктор, найдётся у нас чего-нибудь для веселия? – повернулся Андрюха в сторону Витюши.
- Можно поискать.
Вообще, Виктор Алексеевич редко поддавался на провокации, но в тот день почему-то противиться не стал. Пока Андрюха ходил за спиртом, я сгоняла в пищеблок, выпросила сосисок и жареной картошки. Мне пить никогда не разрешали, говорили: «Ты салага ещё, а главное, среди нас должен быть кто-то живой».
- Чечены вооружаются, - сказала Семёновна, закусывая только что выпитый спирт сочным репчатым луком и чёрным хлебом.
- В смысле? – спросил Андрюха.
- Ходят, оружием бряцают. Война будет – вот и весь смысл.
Никто тогда не придал значения словам Семёновны, только что вернувшейся со Ставрополья от родителей. Это был год примерно 1992-1993.
***
Жил в соседнем подъезде парень, звали его Антон. Толстый, неповоротливый, вечно что-то жующий. Ему быстро придумали прозвище Антон-вагон и дразнили его все, даже самые маленькие.
Внезапно Антон-вагон пропал, оказалось - забрали в армию. Тогда во дворе все смеялись и говорили: «Жалко, войны нет, а то бы Антон-вагон служил бомбой».
Прошло время. Как-то я, заметив на балконе квартиры, в которой жил Антон-вагон, худощавого парня, подумала, кто бы это мог быть?
Парень сидел на балконе чуть не целыми днями, всегда в одной и той же позе и смотрел поверх домов.
***
Никогда у меня не получалось на работу придти вовремя. Тороплюсь, бегу и всё равно опоздаю.
После очередной взбучки, я решила приложить все усилия и научиться не опаздывать. В тот день я шла не торопясь и издалека заметила возле крыльца женщину, которая показалась мне знакомой. Приближаясь, я узнала в ней маму Антона-вагона.
- Здравствуйте, - сказала я, собираясь пройти дальше.
- Постой – схватила она меня за руку – Постой, Лиза, ты ведь здесь работаешь?
- Да, у вас что-то случилось?
- Случилось. Мне сказали, вы из запоя выводите?
- Бывает, а кому надо?
- Антону.
Я уставилась на неё обалдевшим взглядом.
- Антон ведь в армии?
- Нет, давно уже дома. Не знаю, как и сказать.
В это время на крыльцо Приёмного отделения вышла Семёновна, прислонившись к дверному косяку, хмуро посмотрела на нас и прикрикнула:
- Вы, девушка, на работу что не спешите?
- Всё, иду, - ответила я и направилась в сторону крыльца, жестом приглашая маму Антона. - Вот, Тамара Семёновна, человек помощи просит.
- Какой помощи?
- Интоксикацию снять.
- Кому? – Семёновна выпучила глаза. Глаза, надо сказать, итак у неё были огромные. Когда же она удивлялась или злилась, то они увеличивались в размере так, что казалось вот-вот выпадут.
- Сыну – тихо ответила мама Антона и сразу заревела.
- Воды принеси – сказала мне Семёновна.
Я убежала в отделение, налила воды в стакан и кинулась обратно. Мама Антона уже успокоилась, но стакан взяла.
- На своей мине подорвался – продолжила она, начатое без меня объяснение. – Говорит, там много парней по-глупости калечится и погибает. Он вот без ног вернулся. Сидит на балконе целыми днями в одну точку смотрит. Сейчас ещё водку пить начал.
- Где водку то берёт? – спросила Семёновна.
- Отец, будь он неладен. Жалко мне, говорит, парня. Я говорю, кто ж так жалеет?
- И сколько он в запое?
- Неделю, наверно.
- Надо ведь, чтоб он сам хотел остановится, как его силой-то?
- Он хочет, правда. Он мне сказал, что хочет. Только вот, везти его как, не знаю.
Семёновна молча ушла в ординаторскую. Я села на скамейку, рядом с мамой Антона. Говорить ни о чём не хотелось. Мысли роем носились в голове, я никак не могла поверить, что этот худощавый парнишка на балконе наш Антон-вагон, и что он теперь безногий. Вышла Семёновна.
- В общем, я договорилась – сказала она – Как стемнеет, мы за ним приедем.
- На чём?
- На труповозке, у нас другого транспорта нет.

Добавлено спустя 36 минут 17 секунд:

Секцию я бросила. После долгих попыток доказать всем, что я могу. После бесконечных медкомиссий: одна давала «добро», другая его отменяла. Нет, после разговора с тренером, который сказал, что как бы хорошо я не бегала никто и никогда не выпустит меня на соревнования, что с моим здоровьем он не имеет права даже на тренировки меня пускать, что это слишком большая ответственность.
Секцию бросила, но привычка бегать каждый день, осталась. Пять километров до набережной, с километр вдоль набережной и обратно. В любую погоду, в любое время года. Купальный сезон я открывала в первых числах мая. После пробежки ныряла в воду и, окунувшись с головой раза три, выходила на берег.
В тот день был праздник – День Победы. Я раздумывала, стоит ли бежать? На набережной будет много народа: ветераны, туристы, подвыпившие граждане. Решила просто прогуляться. Не спеша прошла путь, который ежедневно пробегала. Спустилась к реке в том месте, где обычно купалась и села на сломанный катамаран, брошенный на берегу.
Людей на набережной оказалось не так уж много. Торжественная часть праздника прошла утром, а до обещанного салюта было ещё далеко.
Я сидела спиной к гуляющим и неотрывно смотрела на тяжелые воды реки.
Вдруг, кто-то прямо у меня за спиной, опёрся руками на катамаран и горячо шепнул мне прямо в ухо: «Не страшно одной?»
Я вздрогнула от неожиданности и обернулась. Высокий, темноволосый парень, довольный произведённым впечатлением, улыбнулся краешком губ и сделал шаг назад. Следом подошли ещё двое, одного из них я знала. Это был Лёвка, из нашего дома. Увидев знакомое лицо, я немного успокоилась.
- Как водичка? – спросил Лёвка.
- Я сегодня не купалась.
- Ааа, ну да, праздник же.
Парень, напугавший меня, обошёл катамаран, встал, широко расставив ноги, и внимательно слушал, сверля меня глазами. Смутившись и желая избежать этого разглядывания, я поднялась и пошла к воде.
- Не понял, ты сейчас уже купаешься? – спросил он, сделав пару шагов в мою сторону.
- Она у нас бегунья и ныряет, чтоб освежиться – не дожидаясь ответа, вставил Лёвка.
- Ого, девушка, а вы мне нравитесь – заглянул в лицо, незнакомец. – Меня зовут Малик, а вас?
- Лиза.
- А, это, Лиза, мои лучшие друзья Костя и…Льва ты знаешь. Теперь они тебя будут охранять.
- От кого? От тебя? – засмеялась я.
- Нет, для меня.
***
Всё изменилось. Малик очень быстро заполнил собой мою жизнь. Нельзя сказать, что мне это совсем уж нравилось, но было определённо приятно. Он встречал меня на набережной и провожал домой. Звонил на работу по несколько раз за смену. Приходил в институт и обедал со мной в нашей столовке. Нет, он не обедал, а смотрел, как ем я. Этот его пристальный взгляд, улыбка краешком губ всегда смущали, что ему, казалось, доставляло особенное удовольствие.
***
- Имя у тебя какое-то странное или это не имя? – задала я давно мучивший меня вопрос. Мы сидели на самом верху горы, на которую только что поднялись по канатам и смотрели вниз на проходящий поезд.
- Я царь, я король! – громко прокричал Малик, выпрямившись, раскинув широко руки и тут же рассмеялся. – Это отец меня так назвал. Мой отец аварец, поэтому и имя не русское. Малик, значит, король.
- А мама?
- Что мама?
- Ты сказал, отец аварец, а мама тоже?
- Нет. Мама русская и зовут её Надежда.
***
До этого дня я не очень торопилась познакомиться с родителями Малика, несмотря на его уговоры. После, же наоборот загорелась желанием узнать их поближе.
Рассказы об угнетённом положении женщин востока напрягали. Мне не терпелось увидеть их жизнь своими глазами.
Наше знакомство состоялось. Родители Малика оказались совершенно нормальными, общительными и очень радушными. Никакого притеснения женщины в этой семье я не увидела.
Тётя Надя, разговорчивая и смешливая, то и дело подшучивала над мужем. Дядя Магомед посматривал на неё с доброй усмешкой, цокал языком и качал головой. Редко, когда я в гостях чувствовала себя спокойно и уютно, но в этом доме мне было хорошо.
***
Малик казался спокойным, уравновешенным, покладистым даже, но только внешне. Внутри он был ураган. Вокруг него всегда кружились люди: друзья, приятели, друзья друзей, просто знакомые. Он никогда не стремился к лидерству, никому ничего не навязывал, но и по отношению к себе диктата не терпел.
Малик мало что принимал на веру, предпочитая разобраться и составить своё мнение. Он был сильным и мужественным человеком, я имела возможность в этом убедиться.
Как-то раз мы стояли с ним возле окна, на площадке между восьмым и девятым этажом, ждали Костю. По девятиэтажке бегали ребята-подростки, перепрыгивая с крыши одного подъезда на крышу другого. В двух местах подъезды примыкали друг к другу не боковыми стенами, а углами. Перелететь с разбегу над этими углами и оказаться на крыше соседнего блока, было у мальчишек знаком особенной смелости.
Один из таких опасных стыков находился как раз рядом с нами. Только Малик ругнулся вслух, поминая дурость пацанов, как один из них сорвался. Он чудом не упал вниз. Зацепившись капюшоном за торчащую из бетона арматурину повис, как потом оказалось, потеряв сознание. Малик тут же помчался вверх на крышу. Он, не думая об опасности, балансируя на самом краю, вытягивал мальчишку из пропасти.

Добавлено спустя 2 дня 26 минут 7 секунд:

С появлением Малика, моя жизнь превратилась в сумасшедший калейдоскоп, череду ярких, быстро сменяющихся событий. Будто, села в сверхскоростной поезд. Я не привыкла к такому ритму жизни, поэтому настроение моё часто менялось. Бывало, хотелось нажать на стоп-кран, остановить бешено несущийся состав, пока он не сорвался и не разбился. Бывало, наоборот, меня захватывала скорость, захлёстывала новизна ощущений.
Уже в конце зимы Малик сделал мне предложение, стать его женой. Он готов был ещё до свадьбы начать жить вместе, и если бы не твёрдое «нет» отца, наверно так бы и случилось. Дядя Магомед в этом вопросе оказался решительно консервативен. Он сказал: « Никаких гражданских браков, женщина в дом к мужчине входит только после свадьбы».
Меня устраивала твёрдость отца в этом вопросе. Сама я очень поддавалась влиянию Малика и наверно, не смогла бы ему противостоять. А так, всё складывалось замечательно.
***
Отец Малика попросил перенести свадьбу на июнь, и мы восприняли его просьбу спокойно. Пока бурные приготовления к сему торжественному дню были отложены, мы просто наслаждались обществом друг друга.
У меня не было никаких тревожных ощущений, предчувствий. Я жила в счастливом предвкушении предстоящих радостных изменений в своей жизни.
Не замечала ничего странного и в поведении Малика, поэтому случившееся далее стало полной неожиданностью.
Мы с Маликом учились в разных институтах. Ему приходилось добираться с двумя пересадками, поэтому он уходил очень рано, по утрам мы не встречались. Мне не было необходимости торопиться, а в тот день вообще, надо было ко второй паре. Я решила погулять с Альвой (Альва – трёхлетка, породы ротвейлер). Мы направились к специальной отгороженной площадке, чтобы можно было снять с собаки намордник и отдать ей на растерзание футбольный мяч.
На обратном пути я заметила бегущую куда-то тётю Надю, маму Малика и окликнула её. Она оглянулась и быстрым шагом направилась в мою сторону. Увидев её взволнованное, заплаканное лицо, я почувствовала, как страх подбирается к сердцу.
- Малика в армию забирают, - выдохнула тётя Надя.
- Какая армия, он же в институте учится?
- Не знаю, приходи вечером, мне некогда сейчас, - сказала она и побежала, придерживая рукой полы плаща.
***
Оказалось, что Малика исключили из института, больше месяца назад. За что? Мутная история, самое смешное и трагичное, что прямого отношения к ней Малик не имел, а главным фигурантом был Лёвка. Удивительно! Лёвка, наш интеллигент, тот, кого сейчас называют ботаником, явился участником какой-то демонстрации. Какой точно, я не знаю, но в институт пришли сведения о том, что учащиеся ВУЗа были задержаны при разгоне демонстрации.
Малик заступился за Лёвку, он вообще часто вставал на сторону слабого, даже если это грозило ему синяками и неприятностями.
Так оба и оказались выброшенными за стены института. Зачем ВУЗу лишние проблемы?
Настораживало и то, что слишком уж быстро им (и Лёвке тоже) пришли повестки в армию.
***
Пьяные призывники в сопровождении таких же пьяных провожающих то и дело попадались нам на пути. Они оглушали ранние, спящие ещё улицы громким хохотом и песнями.
Мы шли молча: я, Малик, дядя Магомед, тётя Надя и моя мама. Недалеко от военкомата к нам примкнули Лёвка с отцом и Костя.
Потом минут тридцать стояли возле кованых ворот, и наблюдали за передвижениями людей в форме за ними. Малик, обняв меня, прижимаясь губами к волосам на макушке, то и дело повторял: «Всё будет хорошо». То же самое говорил и Костя. Он один не выглядел расстроенным, что было понятно. Костя уже давно решил пойти по стопам отца военного и после армии остался служить сверхсрочно.
Когда парней погрузили в автобусы, и я последний раз увидела в окне машущего мне рукой Малика, почему-то подумала: «Это расставание навсегда».
***
Жизнь быстро расставила приоритеты. Надо было готовиться к летней сессии, подбирать хвосты. Раскисать и лить слёзы оказалось непозволительной роскошью. Да, собственно, я не особенно расстраивалась. Мысль, так напугавшая меня при расставании, была отодвинута подальше, как не актуальная. Ну, что такого случилось, ушёл человек в армию. Послужит Родине, возмужает, ума наберётся, да и чувствам проверка.
В июле родителе Малика предложили мне погостить на их даче. С работы я уволилась ещё зимой, устав совмещать её с учёбой, и этим летом ничего не мешало мне уехать из города. Возможность провести лето в таком живописном месте, в доме, где всё напоминает о любимом человеке, стала почти подарком.
Дачный посёлок находился на самом берегу водохранилища. С того места, где стоял дом противоположного берега видно не было. Не было видно береговой кромки и с нашей стороны, её скрывали заросли какого-то кустарника. Складывалось полное ощущение, что мы находимся у моря, даже запах доносился морской.
Я жила на мансарде, бывшей некогда обиталищем Малика. Почти всё пространство этой комнаты занимала невероятно большая кровать. Вдоль одной из стен тянулась полка, заставленная моделями мотоциклов в миниатюре, какими-то кубками и статуэтками. Фронтальная часть стены состояла из огромных, во всю высоту, двустворчатых стеклянных дверей, выходивших на небольшой балкончик. Здесь помещалось только плетёное кресло и маленький круглый столик на одной ножке.
Дни проходили в состоянии блаженной безмятежности.
***
Осенью дядя Магомед сказал, что Малика переводят в Дагестан. Он сообщил это с какой-то тихой радостью. Я не понимала, почему переводят и почему в Дагестан, эта новость меня несколько напрягла.
Недели через две к нам прибежала запыхавшаяся тётя Надя и сказала, чтоб я быстренько пошла к ним, что скоро будет звонить Малик.
- Звонить? – удивилась я.
- Да, да, поторопись.
Он действительно позвонил, и я слышала его голос. Только голос, слов разобрать было невозможно или просто от нахлынувших чувств я не могла их разобрать. Я сидела в коридоре на маленьком стульчике, с трубкой, прижатой до боли к уху, и смотрела на своё глупое, плачущее в три ручья отражение в зеркале.
Он звонил ещё два раза. Один раз перед Новым Годом и опять слова доходили словно жёванные, непонятные. Второй раз он позвонил 9 января. Я снова большую часть, как не пыталась, не смогла разобрать. Единственное, что услышала отчётливо: « Мы стоим в Кизляре, завтра…» и всё. Связь внезапно прервалась.
После этих звонков я всегда стремилась уединиться, чтобы ещё раз вспомнить обрывки фраз и попробовать понять – что говорил Малик. Так я могла проваляться в своей комнате, не потревоженная никем, до ночи и уснуть не раздеваясь.
***
На следующий день в утренних новостях передали о захвате заложников. Я слушала радио, как фон, не особенно вникая в суть передаваемых сообщений, пока не уловила знакомое название. Кизляр. Бросилась к телевизору, включила, нашла на одном из каналов нужную программу и села тут же на пол, прилипнув к экрану. Никаких кадров с места событий, только карта с пульсирующей точкой рядом с надписью Кизляр и голос диктора, вещающий о захвате мирного населения. В голове одна мысль - это война. Война. Малик там, где война.
Все те дни я не отходила от телевизора, не отходила в буквальном смысле. Во время новостей я садилась почти вплотную, вглядываясь слезящимися глазами в кадры, передаваемые «от туда». После отползала на стоящий рядом диван и не вставала до следующего выпуска новостей.
Мама уговаривала поесть, вздыхала, ставила тарелку на стул, придвинутый к дивану. Потом забирала, опять вздыхая от того, что содержимое осталось нетронутым. Спала я там же, вернее не спала, а лежала с открытыми глазами, глядя на фонарь за окном, освещавший автостоянку.

Добавлено спустя 2 минуты:

Больше Малик не звонил. Писем я не писала, не знала куда. Мама убедила меня вернуться на работу: чем больше загружен день, тем меньше времени для выматывающих страхов.
Но гнетущие мысли не отпускали, навязчиво проползали, сверлили, постепенно превращаясь в головную боль. О, эти головные боли, когда выпадаешь из жизни; когда собственные шаги отзываются буханьем в ушах; когда соприкосновение с подушкой не облегчает, а увеличивает, удесятеряет эту боль; когда свет, как лазер, прожигает сквозь глаза. Я глотала таблетки, сама себе ставила уколы, запустив пальцы в волосы, сдавливала или начинала усиленно тереть голову. По всклокоченным волосам и полупьяному взгляду сразу можно было понять, что со мной.
Как-то, в институте, подошла Нирадж и на ломаном русском сказала: «Дай памощь». Я с недоумением подняла глаза. Нирадж смутилась, но тут же с несвойственной ей решительностью шагнула ближе и легко положила руки мне на затылок. Уверенными движениями, она очень быстро избавила меня от мучительных болей.
Нирадж Яадав была родом из Индии. Невысокого роста, тонкая и хрупкая. Кутаясь в кофты, наматывая на себя шарф, превращалась в странный кокон с большими чёрными глазами, которыми она будто не только смотрела, но и слушала. Нирадж редко вступала в разговор, стесняясь своего произношения. Ей легче было говорить на английском, который она считала почти родным, но никто из нас не владел им свободно.
Нирадж выделялась из толпы яркостью одежд, словно экзотическое растение разноцветное и таинственное. Молчаливо созерцая мир вокруг себя, она всегда чему-то улыбалась.
Я узнала, что у Нирадж некоторые проблемы с жильём и предложила переехать к нам. Уговаривать её не пришлось.
***
- Любить хорошо.
- А? – подняла я глаза от чашки с уже остывшим кофе, словно возвращаясь в реальность.
- Ты счастливая, потому что любишь.
Я уныло кивнула в ответ. Остро хотелось напиться. Мне – не пьющей – напиться. Конечно, можно было пойти в гости к кому угодно, праздник всё же – восьмое марта. Без сомнения я бы нашла себе компанию, но перспектива услышать очередную порцию сожалений по поводу моего горестного положения не радовала. И я бы точно стала завидовать, жалеть себя и злиться.
- Нирадж, давай выпьем?
- О! Немножко.
Оказалось, что Нирадж неплохо говорит по-русски, по крайней мере, я научилась понимать её очень быстро. Она умела слушать, а я временами чувствовала жгучую необходимость выговориться. Мама для этого не подходила. Мама сильно впечатлялась, начинала плакать, пить таблетки.
- Я, может, никогда не буду любить,- сказала Нирадж, выпив бокал вина.- Я самая младшая из сестёр и пока отец не выдаст замуж их всех, мне мужа не видать. У нас родиться женщиной почти проклятье. Наша семья не бедная, но моему отцу не повезло, ему надо заплатить за пять женихов.
- Заплатить?
- Нууу, да, наверно, не знаю, как сказать. Родители ищут мужа своим дочерям, потом покупают им всё необходимое, свадьба тоже за счёт родителей невесты.
- А если жених окажется идиот, развестись можно?
- Нет. Муж – это господин – один и навсегда.
- А если умрёт?
- Это хуже всего. Раньше наши женщины сжигали себя, если умирал муж, и сейчас бывает, но очень редко. Просто возвращаешься к родителям и всё.
- Бред.
- Любить это хорошо.
***
Кто-то настойчиво стучал в дверь, скорее пинал: бух, бух, бух. Я после ночной смены, старалась, ложиться пораньше. В этот день как раз была такая возможность. Мама осталась у подруги, Нирадж чем-то отравилась в нашей столовке и лежала теперь в больнице. Я, приехала с занятий, выгуляла Альву и поужинав легла спать. Разбудило меня это самое буханье. Минут около десяти я надеялась, что непрошеный гость уйдёт, но не тут-то было. Наконец, я встала и подошла к двери:
- Кто, там?
- Я…Инга.
Её приход был более чем странным, потому-что подругами мы не были, общались иногда по-соседски, встретившись в подъезде. Я знала, что она встречается с Лёвкой, но эти отношения мне казались не настоящими, даже на проводах Инги не было. Разозлившись её приходом, но понимая, что она не уйдёт, я открыла дверь.
- Привет, ты квартиры не перепутала? – спросила я подвыпившую Ингу.
- Лёвка дома, - сказала бесцветным голосом она, не обращая внимание на мою иронию.
***
Сон конечно же сразу пропал. Я, не посмотрев на часы, не разбирая дороги, помчалась к Лёвке. Нажав на кнопку звонка и не услышав знакомых переливов из-за ударов сердца отдающихся в ушах, я стала нетерпеливо стучать в железную дверь. Казалось, через тысячу лет, мне открыла тётя Рита.
- Лёвка дома? – спросила я, кое-как справляясь с волнением и сбившимся дыханием.
- Там, - сказала она, показывая на плотно прикрытую дверь в комнату Лёвки и пошла к кухне.
- Тётя Рита? Что? – схватила я её за руку и впилась глазами в повернувшееся ко мне лицо.
- Что? – эхом повторила она. – Иди. В комнате он.
Я толкнула дверь и заметила, как Лёвка лёжа на кровати повернулся лицом к стене. Медленно пройдя до середины комнаты, я остановилась в нерешительности. Почувствовав затылком мою растерянность он, не поворачиваясь, сказал:
- Садись Лиза куда-нибудь.
Я поискала глазами стул и не нашла. Присела на край кровати. Сразу заметила характерные следы от ожогов на лице и видимой мне части шеи. Лёвка лежал не двигаясь, сцепив руки на груди.
- Как ты? – нарушила я затянувшееся молчание. Лёвка неопределённо пожал плечами. Я тяжело вздохнула. Разговор не клеился. Посидев ещё немного, я решила сегодня уйти и навестить его потом, позже.
- Лёв, я пойду?
Лёвка опять пожал плечами.
***
- Лиза…Лиза – знакомый голос заставил меня оглянуться. Тётя Рита. Увидев, что я остановилась, она ускорила шаг. – Ты с работы?
- Ага. Как Лёвка?
Прошло уже три дня после нашей встречи. Я выжидала время, надеясь на то, что Лёвка успокоится, придёт в себя и с ним можно будет поговорить. Нелегко давалось мне это выжидание.
- Да, нормально, вроде бы.
- Ну и хорошо.
Дальше мы шли молча. Уже подходя к дому, тётя Рита сказала вдруг:
- Давай присядем? – показывая на скамейку на детской площадке.
Я почувствовала холодок внизу живота.
- Что, тётя Рита? Говорите.
- Лиза…Лёва не смог тебе сказать…Малик погиб.
- Погиб?
- Лёва говорит, что вертолёт, на котором подняли раненых ребят, подбили. Там был Малик. Лёву вперёд вывезли, он уже в больнице узнал, что тот вертолёт упал.
***
- Ты заболела? – Нирадж разглядывала меня с нескрываемым беспокойством. Минуту назад она вошла в приподнятом настроении, но увидев нечесаную, неумытую, помятую особь с пустыми глазами и бледным лицом сразу нахмурилась.
- Я умерла, сгорела, - ответила я и поплелась в свою комнату.
Всё в жизни стало не важно: работа, учеба, близкие, друзья. Нет, меня никто не раздражал, я их просто не замечала. Горе и безысходность поглотила меня. Кажется, потеряв любимого, родного человека, умрешь сразу или хотя бы сойдешь с ума. Самое страшное, что ты продолжаешь жить. Самое страшное, что ты всё понимаешь, но ничего не можешь изменить. Ничего. Только одно перестаёшь понимать – зачем всё? Зачем встаёт солнце? Зачем идут куда-то люди? Зачем надо кушать? Зачем умываться и одеваться? Зачем чего-то желать? Зачем, если в противовес всем этим надобностям и необходимостям, есть одно огромное и очень весомое НЕ ХОЧУ.
- Лиза, поговори со мной.
- НЕ ХОЧУ.
- Лиза, что случилось?
- Самосожжение это хорошо, ваши женщины правильно делали.
- Ты о чём?
- Малика больше нет…и меня.
Нирадж молча гладила меня по волосам.

Добавлено спустя 2 минуты 44 секунды:

Сначала я совсем не могла оплакать своё горе, слёз не было. Очень надо, чтоб они были, но не было. Голова казалась тяжёлой, как десятикилограммовая гиря и всё время хотелось её приклонить: на подушку, на стену. Я ограничила пространство своего существования пятнадцатью квадратными метрами комнаты и передвигалась только от кровати к стулу, стоящему возле стены и от стула к кровати. Жизнь вне стен этой комнаты; жизнь, прорывающаяся иногда смехом, звенящими голосами или птичьим гомоном из-за окна, вся эта жизнь меня совершенно не интересовала.
Потом полились слёзы. Именно полились, нескончаемым потоком. Я ими давилась, захлёбывалась и не могла остановить.
Больше всего пугало наступление ночи. Сна не было, но уставший организм уже не выдерживал, и я впадала в состояние, похожее на бред. Я проваливалась в какой-то странный полу мир, но глаза оставались широко открыты. Я словно существовала в двух параллельных реальностях и не могла решить, какая из них настоящая. Вокруг шевелились тени, я выхватывала их глазами и они сразу делались неподвижными, но тут же начинали движение другие. Чтобы избавиться от ощущения страха, ужаса, я вставала, включала свет и начинала ходить туда-сюда по комнате.
Иногда мне казалось, что я слышу Его голос.
- Лиза, - как в детстве, когда играешь в прятки, тебе кричат «ку-ку»…и тишина.
Я резко оборачивалась или поднимала голову, глядя туда, где как мне казалось, произнесли это «Лиза». Ещё было ощущение, что в комнате я нахожусь не одна. Возможно Его душа здесь, рядом. Я боялась закрыть глаза, а закрыв, боялась открыть.
***
Нирадж открывала дверь на ширину ладони, и какое-то время наблюдала за мной. Иногда, будто решившись, будто решив, что вот сейчас можно, входила и садилась напротив. Посидев немного, ощупывая меня для верности взглядом, она начинала шевелить губами. Я смотрела на неё и думала «Зачем так тихо говорит?». Я смотрела на неё и силилась понять, что говорит?
Потом пришёл Витюша и тоже что-то говорил. Он смотрел на меня, как на обреченного больного, по привычке сложив руки на животе. Хмурился. Зачем-то ругал маму или мне казалось, что ругает. Он сильно жестикулировал, кривил рот, тыкал в мою сторону пальцем. Мама заплакала и вышла. Витюша посмотрел в мою сторону, и тяжело вздохнув, принялся поднимать меня с кровати. Вошла мама с сумкой в руках.
Потом мы вышли из дома и сели в машину, и долго-долго ехали куда-то.
***
Я очнулась, словно вынырнула из пучины на поверхность – вдруг. В нос сразу полезли знакомые больничные запахи, но то что я видела было мало похоже на больницу. Широкий коридор, вдоль которого, с обеих сторон стояли резные кадки с экзотическими растениями. Кадки чередовались, где через две, где через три с мягкими короткими диванчиками. На стенах висели фотографии, забранные в рамки. Я подумала, что это санаторий. Поискав глазами кого-нибудь, кто мне сможет объяснить где я нахожусь, увидела женщину стоящую возле окна, в некотором отдалении от меня. Больше ни одной живой души не наблюдалось и я пошла в её сторону.
- Извините, вы не скажете, где я? – обратилась к незнакомке и сразу растерялась, почувствовав нелепость своего вопроса. Женщина медленно повернулась в мою сторону и ничего не ответила. Постояв немного я пошла назад и на двери напротив заметила надпись СЕСТРИНСКАЯ. «Всё же больница», - подумала я, толкая дверь.
- Извините???
- Да? – ответил мне чей-то голос.
- Скажите, пожалуйста, а где я нахожусь?
Из-за ширмы вышла девушка, внимательно посмотрела на меня и улыбнулась.
- Вы в больнице. В пограничном отделении. Не волнуйтесь, это чтоб с бессонницей справиться.
- А кто меня привёз сюда?
- Ваша мама и доктор ммм…кажется завотделением, там где вы работаете. Он настоял, чтоб мы не ложили вас в общую палату. Мы вас устроили в кабинете профессора, пойдёмте покажу.
***
Когда тебе плохо, найди того, кому ещё хуже. Да, нет, по правде сказать, я не искала. Так случилось само собой. Когда мир перестает интересовать, начинаешь смотреть поверх или сквозь. Я смотрела поверх…крыш на далекую панораму, на горизонт. Могла часами стоять на балконе и смотреть.
Вспомнился Антон-вагон, который вот точно так же поверх, так же отрешенно разглядывал что-то неведомое вдалеке.
Я скосила взгляд в сторону его балкона. Антон смотрел на меня. Заметив, что я обернулась в его сторону, он махнул рукой:
- Привет. Заходи ко мне.
- Ты это мне?
- Ага, давай, я жду.
Я решила, что идти стоит. В какой-то степени его душевное состояние на тот момент было близко мне. Через пару минут я была у Антона.
Дверь открыла его мама широко улыбаясь:
- Как хорошо, Лиза, что ты пришла. Антоша совсем ни с кем не общается. Очень хорошо, что пришла. Иди, он на балконе.
Антон не выглядел хмурым и подавленным. Мне даже показалось, что он излишне весел. Наверно, просто нервничал.
- Вот и я.
- Здорово.
Мы говорили несколько часов. Редко бывает, когда с человеком говорить хочется и время летит незаметно. Антон был совсем не занудным, не плакался о судьбине и много шутил. В общем, я поняла, что встретила отличного друга.
- Антон, а что ты протезы не заказал? У тебя ведь есть хорошая возможность встать на ноги.
- Да нет этой возможности. Сделали мне протезы, на них ходить с ума сойдёшь, а хорошие очень дорого стоят, где у матери деньги?
- Слушай, у нас в больнице, в спец отделении мужик один периодически подлечивается, кажется, он помогает в таких случаях. Фонд там у них какой-то, я толком не расспрашивала, но сейчас обязательно всё узнаю. Ты ещё танцевать у нас будешь.
***
Уже май. Немного дождливый, но всё равно согревающий сердце. Да и дождь это разве? Набежит, хлынет, будто разом на землю выплеснет и пропал. Тут же птичий щебет оглушает со всех сторон, и солнце тщательно высушивает мокрые следы.
Мы с Нирадж каждый вечер выходили прогуляться перед сном. Больше даже не для сна, а из-за Антона. Его положили в ортопедию, приучать к новым протезам. Дома телефона не было, вот мы и ходили до телефонной будки, чтоб позвонить Антону и узнать, как у него дела?
В тот день разговаривала по телефону Нирадж, а я стояла рядом. Вдруг, боковым зрением я заметила движущийся прямо на нас, по тротуару, автомобиль чёрного цвета с тонированными стеклами. Машина надвигалась на нас медленно и неотвратимо. Я нервно схватила застывшую от страха Нирадж и дёрнула её из будки. Автомобиль, не доехав до нас несколько сантиметров, встал. Страх гулял по нервам, нарастая с каждой секундой.
- Пойдём от сюда, - сказала я и сделав шаг застыла. Из машины вышел Малик.
***

Вы когда-нибудь видели вблизи ураган или сход лавины, или шторм? Это масштабное, сильное и совершенно от нас не зависящее действо. Когда ощущаешь колоссальную мощь и осознаешь, насколько ты сам мал и слаб. Когда тебя в равной степени охватывает ужас и странная радость.
Давно уже мы привыкли к штормовым предупреждениям, землетрясениям, бурям, ураганам, в общем - ко всему, что называется стихией. Научились спокойствию, собранности. Знали, что во время землетрясений лучше никуда не бежать, а вставать в дверные проёмы. Ураганы пережидали в ванной комнате, с включенной водой, потому что воздух в комнатах становился тяжелым, дышать было трудно, и на зубах скрипел песок.
Даже бояться как-то разучились.
Стоял тёплый, солнечный день. Небо цвета бирюзы, кое-где лёгкие, едва различимые облачка. Я возвращалась из магазина, решив идти дворами. Во-первых, это был самый короткий путь. Во-вторых, стараниями жильцов эти дворы были превращены в уютные оазисы на фоне шумного и пыльного города.
Шла не торопясь, тёплый ветерок легонько перебирал подол моего платья. Я прошла уже большую часть пути, оставалось завернуть за угол пятиэтажки, там метров десять до двуполостной дороги, перейти через неё, пробежать ещё метров сто – и я дома.
Обогнув дом с правой стороны, я оцепенела.
На той стороне дороги всё исчезло: ни домов, ни людей. Прямо на меня медленно и неумолимо двигалась сплошная стена чёрного цвета, высотой от земли до неба, длинной до куда хватит глаз. Она шла в зловещей тишине (или я оглохла от жуткого воя), проглатывая всё на своём пути. Вот исчезла первая полоса дороги, начала скрываться вторая. Я стояла, как завороженная и не могла оторвать глаз от этого зрелища, не могла шелохнуться, парализованная страхом и восхищением. Это было немыслимо, необъяснимо – с одной стороны дороги солнце и бирюзовое небо, с другой сплошная чёрная стена ужаса.
***
Я стояла возле открытого окна в тёмной комнате, подавляя сильное желание покурить. Встреча с Маликом всё перевернула в моей душе, всё перемешала и я никак не могла найти в этом месиве радость.
Мы не бросились друг другу в объятья, а подошли медленно и почти сухо пожали руки. Потом, ни слова не говоря сели в машину, где находились двое незнакомых мне парней и поехали ко мне домой. Я была настолько обескуражена происходящим, что забыла про Нирадж, оставив её возле телефонной будки, и позже здорово переживала об этом.
Малик привёз меня домой и сказал, что придёт завтра.
- Ты, как-будто не рада? – спросила тихо вошедшая в